Problems of norm and pathology in the sociology of health

全文:

Введение

Из множества определений здоровья наиболее распространенным признается дефиниция, предложенная Всемирной организацией здравоохранения (1946): «состояние полного физического, духовного и социального благополучия, а не только отсутствие заболеваний или физических дефектов» [1]. В определении признается высокая значимость здоровья, занимающего высшую ступень в иерархии потребности личности. Здоровый человек обладает: 1) структурной и функциональной сохранностью органов и систем; 2) адаптацией организма к изменениям в окружающей среде; 3) эмоциональным и социальным благополучием. Так, В. Вересаев [2], оценивая роль здоровья в жизни человека, пишет: «Со здоровьем ничего не страшно, никакие испытания; его потерять – значит, потерять все; без него нет свободы, нет независимости, человек становится рабом окружающих людей и обстановки; оно – высшее и необходимое благо, а между тем удержать его так трудно». Отношение к здоровью и методы, применяемые для его поддержания, всегда зависели от культурных и нравственных установок общества. В наши дни ценность здоровья все чаще приобретает инструментальный характер, сдвигаются границы нормы и патологии.

Цель исследования

Осмысление содержания понятия нормы и патологии в историческом аспекте.

Результаты исследования

К объективным компонентам эмоционального и социального благополучия ученые [3] относят: отсутствие болевых ощущений и дискомфорта, хорошие аппетит и настроение, качество и количество сна, частота и продолжительность переживаний положительных эмоций, количество межличностных контактов, наличие желания общаться с другими людьми.

Субъективные компоненты здоровья – самооценка человеком своего здоровья и мера здоровья. Последний показатель используется учеными целого комплекса медико-биологических и социальных наук (медицинских, социологических, психологических, педагогических) в контексте изучения таких категорий, как качество жизни и здоровье. Мера здоровья воспринимается исследователями как предиктор смертности и объективного здоровья.

Основоположник науки о социальных основах здоровья Ю.П. Лисицын утверждает, что «здоровье и болезнь опосредованы через социальные условия и социальные факторы. Одной из серьезных проблем изучения факторов, влияющих на здоровье, является большое их множество и трудности их изучения» [4]. Согласно модели здоровья, представленной ученым (1992), основными факторами, влияющими на состояние здоровья человека, являются: его образ жизни (50–55 %), окружение (20–25 %) и генетика (15–20 %). На долю здравоохранения приходится только 8–10 %. Основными характеристиками здоровой личности является: 1) максимальная продолжительность и 2) высокое качество жизни; 3) оптимальная трудоспособность и 4) социальная активность.

Для обозначения здоровья, в противопоставление патологии, используется понятие нормы. При этом понятие нормы не имеет четкой границы. Сложившиеся в обществе стереотипы нормальности накладывают ярлык нездорового человека на тех, кто не соответствует этим нормам. Другой крайностью является отсутствие в эпоху постмодерна единых норм, доходящее до полного их отсутствия [5]. В то же время все психические расстройства, по мнению М. Фуко, определяются той эпохой и ее культурой, к которой принадлежит человек и многие ранее существовавшие явления повседневной жизни, которые еще недавно были нормальными, сегодня помещаются за границы нормальности посредством обозначения их диагнозами. Так, диагноз истерия, первое упоминание о котором встречается в Кахунском папирусе, просуществовавший почти 4 тысячи лет (с 1950 года до н. э. до 1950-х годов н. э.), сегодня не встречается ни в одной классификации болезней.

Обсуждение и выводы

Под нормой принято понимать некий образец, правило, «действующее в определенной сфере и требующее своего выполнения» [6], то есть то, что должно существовать независимо от обстоятельств. В социальных науках норму понимают как идеал или «массовые, установившиеся показатели, зарождающаяся высшая норма, которая еще совершенно отсутствует в действительности или существует в качестве единичного образца» [7]. В медицине под нормой понимается некий средний, наиболее распространенный показатель.

Но не всегда понятие нормы интерпретировалось таким образом. В античное время (античный эталон здоровья V в. до н. э.), здоровая личность отличалась здравомыслием и самообладанием, она соблюдала меру во всем, здоровый человек был невозмутим, независимо от внешних обстоятельств.

Возникшая на стыке социологических и биологических наук и составляющая концептуальную основу современной медицины вообще и психиатрии в частности адаптационный эталон здоровья рассматривает нормальную личность в соответствии принятым в обществе нормам. Она должна быть устойчива к стрессу и к внешним раздражителям и быть включенной во внешние биологические и социальные системы. В основе антропоцентрического эталона здоровья лежат различные концепции о духовном предназначении человека, который в норме вносит свой вклад в культуру общества. В центре модели стоит сам человек.

Менялись модели здоровья, а весте с ними менялись и понимание нормы и патологии. Для О. Конта патология позволяет проводить сравнение между нормой и патологическими состояниями, происходящими в обществе, а разница, получаемая между нормой и патологией, позволяет фиксировать новые процессы в обществе. А. Хоннет считает, что «социальная нормальность является нормативным ресурсом, даже если она доступна только при изучении патологии» [8]. Для Ж. Кангилема же нормы не являлись нормативными принципами, а выступали стандартизирующими процессами нормализации, подавляющими несоответствующие нормативы. Ученый считал, что нормальное и патологическое «различаются не по виду, а только по степени», а распространение учения и на социальную реальность, делает возможной подмену понятий нормы и патологии, когда «распространение патологии до массового уровня превращают ее в норму, принижая традиционные этические и моральные нормы до патологии» [9]. В современном мире постмодерна старую норму можно ввести в статус патологии и, наоборот, бывшие прежде патологией – в статус нормы. Как следствие наблюдается широкое распространение жестокости, преступности, наркомании, что обесценивает не только главные общечеловеческие ценности, но и саму человеческую жизнь [10]. В современном обществе распространена ситуация, когда индивид лишен любых моральных и нравственных представлений. Такая ситуация, по мнению Н.Б. Тетенкова [9], свидетельствует об «умственном расстройстве самого субъекта познания, поскольку психически здоровый человек не может одинаково нейтрально оценивать свое здоровье или нездоровье».

Размытость понятия добра и зла, нормы и патологии повлекло за собой отсутствие единого понимания психической болезни. Здесь мы обращаемся к экзистенциально-феноменологической психиатрии, в основе которой лежат работы М. Хайдеггера, Э. Гуссерля и Ж.П. Сартра, признававшие индивидуальность каждого человека. В рамках экзистенциальной психиатрии болезнь рассматривается не просто как что-то не соответствующее норме, а болезни придается некий смысл. М. Фуко [11] пишет об эволюции представлений о психически нездоровом человеке. И если с начала Возрождения и до XIX в. психический недуг болезнью не считался вовсе, то начиная с XIX в. появляется понятие «душевная болезнь». И именно отношением к психически больным людям определяется уровень цивилизованности человека и понимания своего места в культуре. Если до определенного времени ставился знак равенства между безумием и ненормальностью и люди, не соответствующие установленным буржуазным нормам, изолировались от общества, то реформы Ф. Пинеля (1793) наполняют безумие неким медицинским смыслом. Были отменены методы сдерживающего насилия, введен больничный режим, лечебные процедуры и пр. С этого момента безумие начинает восприниматься как болезнь, а состояние или поведение начинает определяться как медицинская проблема, требующая медицинского вмешательства, то есть медикализируется состояние безумия [12]. В свою очередь медикализация безумия признается одним из этапов его институционализации, вводятся механизмы контроля, учета, регулирования поведения [13]. Иными словами психиатрия получает профессиональную власть над больным, а врач-психиатр получает контроль над душой и телом пациента. Психиатр, оставаясь истиной в последней инстанции, через постановку диагноза и механизмы стигматизации определяет место человека в структуре общества [14]. Как правило, практически невозможно оспорить поставленный диагноз не только самому пациенту и его родственникам, но и обществу в целом. И вот уже с помощью лекарственных средств врач «возвращает» пациента в принятую большинством общества нормальность.

По мнению Л.В. Великановой [15], власть общества через психиатрические службы устанавливается за счет: 1) монополизации профессионального знания и наделения пациента диагнозом; 2) создания специализированных служб и установления особого режима в этих учреждениях; 3) психиатрической власти с помощью методов лечения, купирующих волю пациента (манипулирования телом, сознанием и поведением).

Однако процесс медикализации затронул не только психиатрическую практику, но и здравоохранение в целом. В общественном сознании формируется мышление пациента, полностью зависящее от медицинских и медикаментозных вмешательств. Увеличение масштабов медикализации не сопровождается улучшением индивидуального и общественного здоровья, а, наоборот, создает в обществе новые риски и опасности [16]. Теперь медицинские работники изучают не организм в целом, а в основном они ориентированы на отдельные функции организма и на поиск патологических состояний с последующей их коррекцией [17]. И вот «человек представляет интерес только в состоянии заболевания, то есть отклонения от некоторой среднестатистической (и потому довольно размытой) "нормы здоровья"» [18].

В результате меняется сам институт медицины, где большое развитие получает направление биомедицина и биомедицинские технологии, регулирующие процессы рождения (экстракорпоральное оплодотворение, суррогатное материнство), продления жизни (клонирование человека, трансплантация органов, фетальная терапия) и смерти (искусственное прерывание беременности, эвтаназия) человека. На основе результатов генетического анализа проводятся оперативные вмешательства, несмотря на то, что заболевание у человека может никогда и не проявиться. Таким образом, поводом для применения инвазивных медицинских технологий уже становится не патологическое состояние, а прогностическая информация о возможных будущих состояний организма [17]. Наблюдаются изменения в восприятии отношения к норме и патологии, а применение биомедицинских технологий становится возможным не для излечения больного, а для получения качественно нового состояния человека. Отныне, имея наследственное отклонение от нормы, которое не ограничивает возможности человека и не причиняет ему беспокойства «от осознания индивидом своей «ненормальности» [19], человек может ощущать себя здоровым и не обладать статусом пациента.

При этом в современном обществе все чаще говорят о дегуманизации высшего образования. Если с середины ХХ в. и до 1990-х гг. в центре внимания образовательной политики России находилась личность, стремящаяся к саморазвитию [20], то после так называемой «перестройки» нашего общества высшее образование начинает терять свой гуманистический характер. Теперь в основе высшего образования лежит, с одной стороны, «удовлетворение всех субъективных желаний и потребностей», а с другой – «идеологии тестового технократизма» [21], для которого характерна парадигма радикального модернизма, где всякая инновация является благом. Внедряются в образовательную практику различные информационные технологии: проводятся дистанционные занятия и тестирования, наукометрический анализ результатов творческой работы преподавателя, проверка работ в системе «Антиплагиат». Все это способствует технологической дегуманизации образования [22], заменяя живого преподавателя машиной. Погружаясь в информационную среду, студент лишается реального социально-коммуникационного опыта, необходимого для успешной реализации полученных знаний в социуме, осложняется способность выстраивать коммуникации, нести ответственность, отстаивать свою точку зрения. Необходимо отметить, что происходит и технологизация медицинской практики, которая заключается во внедрении в лечебные процессы высокотехнологичных процедур. Все это ведет к подготовке врачей узкой специализации, что не может обеспечить системный подход к человеку. Как следствие, медицина утрачивает свою гуманистическую функцию [23].

Дегуманизация врачебной деятельности во многом обусловлена осознанием практикующими врачами бессмысленности своей профессиональной деятельности в социуме, где нормой признается алкоголизм и криминализация всех сфер жизни.

Таким образом, во-первых, здоровье вообще и психическое здоровье в частности представляют собой динамическое сочетание различных показателей, тогда как болезнь, напротив, можно определить как сужение, исчезновение или нарушение критериев здоровья. Психиатрическое заболевание появляется вместе с появлением психиатрии и существует в ее пределах.

Во-вторых, на смену антропоцентрическому эталону здоровья приходит трансгуманистический эталон здоровья. Дегуманизация медицинского образования, внедрение новых биомедицинских технологий, с помощью которых люди ощущают себя равными богам, вмешиваясь в пограничные зоны между бытием и небытием, регулируя рождение, жизнь и смерть человека. Происходит трансформация представлений о норме и патологии в соответствии с глобальными изменениями, отражающимися в изменении эталонов здоровья в процессе эволюции общества.

Последний, ныне формирующийся трансгуманистический эталон заключается в широком распространении глобальных социальных явлений и процессов (медикализация, стигматизация, толерантность, трансгендерность), которые характеризуют не болезнь индивида, а болезнь общества.

 

Дополнительная информация

Вклад авторов. Все авторы подтверждают соответствие своего авторства международным критериям ICMJE (все авторы внесли существенный вклад в разработку концепции, проведение исследования и подготовку статьи, прочли и одобрили финальную версию перед публикацией).

Источник финансирования. Авторы заявляют об отсутствии внешнего финансирования при проведении исследования.

Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов, связанных с публикацией настоящей статьи.

Additional information

Author contribution. All authors made a substantial contribution to the conception of the work, acquisition, analysis, interpretation of data for the work, drafting and revising the work, final approval of the version to be published and agree to be accountable for all aspects of the work.

Funding source. This study was not supported by any external sources of funding.

Competing interests. The authors declare that they have no competing interests.

作者简介

Tatiana Svetlichnaya

Northern State Medical University

Email: statiana64@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-6563-9604

Doctor of Medical Sciences, Professor, Professor of the Department of Public Health, Health and Social Work, Northern State Medical University

俄罗斯联邦, Arkhangelsk

Elena Smirnova

Cherepovets State University

编辑信件的主要联系方式.
Email: smirnova56@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-9383-0649

Candidate of Sociological Sciences, Associate Professor of the Department of Sociology and Social Technologies

俄罗斯联邦, Cherepovets

参考

补充文件